Некоторое время все эти розыски не давали никаких результатов. Были обслежены все ночлежки, все питейные места, все тайные и явные приюты разврата. Но Захарки найти не удавалось.
И вот совершенно случайно один из агентов услышал в одном трактире, будто какой-то Захарка заболел. Немедленно все бросились по больницам. Были просмотрены все приемные книги, и, наконец, в Петропавловской больнице нашли лицо, значившееся крестьянином Новгородской губернии Захаром Борисовым.
Теперь в руках сыскной полиции находился субъект, известный среди воровской братии под кличками «Захарка», «Никитка», «Бориска». Арест его был произведен прямо в больнице.
Он, вызванный для допроса, вошел в контору больницы в халате, бледный, трясущийся.
— Это ты убил человека на Семеновском плацу? — сразу огорошил я его.
Он совсем растерялся и еле-еле ответил:
— Что вы… Помилуйте… И не думал никого убивать.
— Ты лжешь! Твой приятель Ефремка все нам откровенно рассказал, выдал тебя, сознавайся лучше откровенно.
— Ефремка?! — вырвалось у него. — Подлец… Что ж, теперь, видно, и впрямь попался. И он рассказал следующее.
— Вечером двадцать четвертого ноября сидел я в доме терпимости в Свечном переулке. Должно, часов в одиннадцать пришел приятель мой, Ефрем Егоров, а с ним какой-то высокий молодой человек, одетый в синюю поддевку. Его Ефремка братом своим Иваном называл. Иван был пьян. Ефремка с Иваном сели за столик и пива потребовали. Подсел я к ним, и стали мы разговаривать. Стал я Ефремке и Ивану плакаться на судьбу мою, что, дескать, работы лишился, околачиваюсь без дела, никакого пристанища не имею. А он, Ефремка, хитро улыбается и говорит мне: «Эх, дурак ты и есть, разве статочное дело, чтобы в Питере, в первеющей столице, да делов не сыскать?» «А где, — говорю ему, — делов этих сыщешь? Тоже нашего брата немало тут шляется, всем работы не очень-то и хватает». «Иди, — говорит Ефремка, — со мною, у меня переночуешь, а после я тебя на место поставлю».
Далее Захар Борисов рассказал, что во время питья пива Егоров вынул «цигарку», размельчил ее и незаметно высыпал табак в стакан Ивана. Иван, ничего не заметив, выпил ядовитую смесь пива с табаком. В этом веселом заведении Иван показывал новенький паспорт и хвастался собутыльникам купленными рубахой и шароварами. «У меня, слышь, деньги есть», — говорил совсем очумевший от «смеси» горемычный Иван.
— Из заведения мы вышли, — рассказывал дальше Захар Борисов, — около трех часов ночи. Мороз дюже лютый стоял. Ночь была темная. Ивана совсем развезло, он еле ноги передвигал, так что мы его поддерживали. Пройдя разными переулками, вышли на Семеновский плац. Глухо там, даже страшно. Ни одного прохожего, только ветер гудит. Жуть меня взяла, и я говорю Егорову:
«Нешто нам по плацу идти?» «Иди, — говорит Ефрем, — куда ведут». Пришли на плац. Как только дошли мы до середины его, смотрю, Ефрем вытаскивает из кармана бечевку. Выхватил ее, быстро, ловко сделал петлю да как накинет ее на шею Ивану! Покачнулся Иван, руками-то все время за веревку хватается, а сам хрипит, таково-то страшно хрипит. Обалдел я со страху, вижу — душит Ефрем Ивана. «Руки его держи, черт! — закричал на меня Ефрем. ~ Не пускай, чтобы он петлю оттягивал, дьявол!»
Бросился я тут бежать, такой страх на меня напал, чувствую, вот-вот сердце из груди выпрыгнет. Господи, думаю, что он с ним делает? Убивает! Бегу, бегу, да вдруг взял и оглянулся. Смотрю, а Ефрем-то Ивана оставил, за мной гонится. Шибко он меня догонял… Догнал, ударил меня, повалил, выхватил из кармана нож, приставил мне к горлу, а сам аж трясется весь от злости. «Ты что же, — говорит, — бежать от меня задумал?! Стой, шалишь! Вот те сказ! Ты мне помоги его прикончить, или я, — говорит, — убью тебя… Как барана, зарежу!» Что ж мне делать-то было? Побежали мы к Ивану, а он, глядим, встал и шагов двадцать, должно, уже сделал. Накинулся тут Ефрем на Ивана, как зверь, подмял его под себя и опять петлей душить стал. А я руки Ивана держал, чтоб он их к шее своей не тянул. Извиваться начал Иван, ногами все снег роет, руки изгибает, хрипит, посинел весь, глаза вылезать стали… Скоро затих, бедняга, вытянулся. Готов, значит.
Когда Захар Борисов это рассказывал, мы, привыкшие уже к разным исповедям, не могли подавить в себе чувства леденящего ужаса.
Далее, по словам Захара Борисова, дело происходило так. Они оба сняли с убитого поддевку, вытащили паспорт и кошелек, причем все эти вещи взял Егоров, надев на свою голову и шапку удушенного. Отсюда они пошли в Знаменский трактир, где пили чай, а потом улеглись спать на стульях. Когда Борисов в шесть утра проснулся, Егорова уже не было.
Теперь явные и неоспоримые улики были налицо. Сыскная полиция принялась за Егорова, стараясь добиться признания в совершении им двух убийств. Но, несмотря на все эти улики, несмотря даже на то, что на нем оказалась рубашка убитого Ивана, преступник упорно молчал.
Во время предварительного следствия было обнаружено еще одно преступление, совершенное этим закоренелым злодеем. Оказалось, что Егоров вместе с каким-то Алешкой ограбили на Семеновском же плацу часовщика. Разысканный «Алешка», оказавшийся крестьянином Алексеем Калининым, рассказал следующее.
Как-то встретился он с Егоровым в «веселом доме», разговорился с ним, поведав ему о своем безвыходном положении. Великодушный Егоров предложил ему идти вместе «торговать», что на воровском жаргоне означает «воровать». В двенадцать часов ночи они встретили в Щербаковском переулке неизвестного человека, прилично одетого, пригласили его «разделить компанию» и завели на Семеновский плац. Здесь Егоров бросился на жертву со своей знаменитой «мертвой петлей», быстрым движением накинул ее на шею часовщика. Однако на этот раз Егоров свеликодушничал, предложив растерявшемуся, до смерти перепуганному человеку: