40 лет среди грабителей и убийц - Страница 22

— У него, у него!.. Как свят Бог, у него! Скажи мне по душе, заклинаю тебя нашим малюткой, скажи мне, ведь ты не убийца! Не мог ты руку поднять на него, Яша!

— Моя вина! — глухо проговорил Яков, весь дрожа от охватившего его волнения. — А только, видит Бог, не знал я, что мальчонок-то наш у него воспитывался. А то бы не дерзнул я на него руку поднять. Упаси Бог, не такой я разбойник… Видно, Бог покарал. Во всем я теперь признаюсь. Слушайте, видит Бог, всю правду скажу! И он начал свою исповедь.

* * *

Об убийстве Лехтонена и краже у купца Юнгмейстера было достаточно сказано выше, но рассказ об убийстве ученика Глазунова, как наиболее характерный, привожу целиком.

— В шестом, должно быть, часу утра, — начал свою исповедь убийца, — я зашел на постоялый двор, что в Самсоньевском переулке, выпил водки, пошел к Марье и передал ей вещи купца для продажи. На вырученные шестнадцать рублей пятьдесят копеек я пьянствовал по разным трактирам, а ночевал в Петровском парке. На той неделе в одном трактире завел я знакомство с Иваном Глазуновым. Мы вместе пили пиво и водку, и я тут же решил, что убью его и возьму часы и цепочку, да и деньги, если найду.

Когда трактир стали запирать, я вышел с ним и стал его звать пойти вместе к знакомым девицам. Он согласился, и мы пошли. По дороге он все спрашивал меня, скоро ли мы дойдем. Я ему говорю: «Сейчас» — и все иду дальше, чтобы не встретить никого на пути. Как прошли Лавру, я тут и решился. Дал ему подножку, сел на него и ремнем от штанов стал душить. Сначала малый-то боролся, да силенки было мало, он и стал просить: «Не убивай! Дай еще пожить, возьми все…» А потом как кринет: «Пусть тебе за мою душу Бог отплатит, окаянный!» Тут я ремень еще подтянул, и он замолчал. Снял я с него часы и кошелек достал, а там всего-навсего сорок копеек. Посмотрел я на него, и такая, ваше благородие, меня жалость взяла! Лежит он такой жалкий, глаза широко раскрыл и на меня смотрит. «Эх, — думаю, — загубил Божьего младенца за здорово живешь!» И пошел назад, к Невскому, зашел в чайную, потом в трактир, а из трактира к Марье. Отдал ей часы и велел заложить их, а сам пошел опять шататься да пьянствовать. Как перед Богом говорю, ничего не знала Марья о моих злодействах, не погубите ее, ни в чем она не причастна.

Этой просьбой Яков закончил свою исповедь.

* * *

Спустя пять месяцев Якова Григорьева осудили. Его приговорили к двадцатилетней каторге.

Удачный розыск

Вспоминаю это старое дело исключительно потому, что я сделал первоначальный розыск и дознался до истинного преступника исключительно путем логического вывода и соображений и долгое время считал это дело самым блестящим в моей практике.

* * *

13 июня 1859 года на Выборгском шоссе был найден труп с признаками насильственной смерти. А следом за этим, в ночь с 13-го на 14 июня на даче купца Х-ра, подле самой заставы, через открытое окно неизвестно кем была похищена разная одежда: два летних мужских пальто, брюки, полусапожки, шляпа, зонтик и дамское серое пальто.

Граф Шувалов поручил мне расследовать оба эти дела. Я тотчас отправился на место преступлений. Сначала — к убитому. По Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сейчас же у канавки еще лежал труп убитого. Человек лежал на боку, голова его была проломлена, среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Он был без сапог, в красном шарфе и серой чуйке поверх жилета со стеклянными пуговицами. По виду это был типичный чухонец.

Я стал производить внимательный осмотр. Шагах в пяти от края дороги на камне я увидел несомненные следы крови. Черная полоса тянулась до того места, где лежал труп. На дне канавки я нашел топор, на обухе которого вместе с кровью приклеился пук волос, а подле камня — дешевую трубку.

После этих находок мне ясно представилась картина убийства. Чухонец мирно сидел на камне и, быть может, курил трубку, когда к нему подкрался убийца и нанес ему смертельные удары… Своим или его топором. Вероятно, его, потому что иначе убийца унес бы его с собой, дорожа все-таки вещью и побоясь улики.

* * *

После этого я отправился на дачу Х-ра. Это была богатая дача с огромным садом, совсем рядом с Выборгской заставой. На дорогу выходил сад, окруженный невысоким забором. Вдоль него тянулась дорожка к крыльцу дачи, выстроенной в глубине сада и выходившей одним боком во двор.

Я вошел в дом и позвал хозяев. Хозяевами оказались толстый немец и молодая тоненькая немка.

— А, это вы! — заговорил тотчас немец, вынимая изо рта сигару. — Ошень рад! Находите наш вещи!

— О да! — пропела и его жена. — Найдите наши вещи!

— Приложу все усилия, — отвечал я. — Будьте добры показать мне теперь, откуда была произведена кража.

— Просим, пожалста! — сказал немец. — Тут, сюда!

Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад.

— Вот, — объяснил немец, — здесь лежал мое пальто и ее пальто, и ее зонтик, короший с кружевом зонтик, а тут, — он открыл дверь в маленькую комнату, ведшую в спальню, и показал на диван, — лежал мой теплый пальто и были ее сапожки и мои… Понимаете? — он подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась.

— И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоил мне шестьдесят рублей, и она носиль его только три года.

— Вы не можете ни на кого указать?

— Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда.

Он снова вернулся в большую комнату и указал на окошко. Я выглянул из окна. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкой веранды, которая подходила под самое окошко.